«Сон, сон, сон, сон» — стучало сердце. Ритмично так, все время повторяло только эти слова. То громче, то тише. Где-то, словно чтобы заглушить этот стук, завыл ветер. Снег под лапами обоих сходил на нет — зима уже порядком надоела за более чем четыре месяца. Да и случилось зимой столько, что хотелось уже поскорее ощутить весну. Лапы обоих котов омывали кровавые потоки, которые мирно стекали в реку.
Солнечному порядком надоел как сон, так и Вспышка. Ему снились подобные сны: тогда он мог делать все, что захочет. Редко, но снились. И неприятные ему коты растворялись, следуя воле бывшего знахаря. Но что-то подсказывало Ветру, что Вспышка так просто не уберется: все-таки она не часть сна, как бы это странно не звучало. «Если убить ее еще раз?.. Она дух, тщетно... Зато ее легко разозлить», — Солнечный с удовольствием отмахнулся бы от слов своей бывшей ученицы, как от надоедливой мошки... Но Вспышка говорила уже не так уверенно, это ее маленькая, но приятная ошибка: она вселяет уверенность в самого Ветра. И чем Вспышка больше раздражается и нервничает, тем спокойнее становится Солнечный. «Ребенок пытается меня запугать? — усмехнулся собственным мыслям знахарь. — Ну-ну». Вспышка в это время что-то бормотала насчет источников.
— Малюсенький ручей где-то начинается. А ключ всегда живой, всегда активный... Тебе ума не хватило догадаться, что солнце с каждым днем становится теплее? С небес идет мокрый снег, снег с дождем... Вот-вот и ваша река разольется, затопит лес... И каждый малюсенький ручеек станет ручьем, а ручей — речкой. Мне хватит воды. Да и твой отец рассказывал мне многое, в том числе и о местах, где расположены огромные озера, где не видно другого берега... Почему бы мне не поселиться там, например?
Вспышка хмуро смотрела на Солнечного, а он отвечал уже на следующую часть ее высказывания: ему не было нужды перебивать свою ученицу. Зачем? Та все равно говорит кратко, но не по делу. Глупые отговорки, за которыми ничего не стоит. Ребяческое желание придумать того, чего нет. Это все понятно, почему бы и не обрадовать ребенка такой мелочью, как проявление «внимания»?
— Я тебе и рассказал об этом. Когда та сумасшедшая вырвала меня из моего тела. И я похож на самоубийцу? Может быть, я и убийца, и трус, но я никогда не пойду навстречу своей смерти, — поморщился Ветер. — Ты не думала об этом? Зачем мне возвращаться в племя, когда пропажу ученицы заметят на следующий день? Совершенно здоровой, бойкой, чересчур надоедливой, не разбирающейся в травах, но, увы и ах, слишком благоразумной, чтобы лезть в горы, например. Очевидно, что подумают на меня. Тем более, что одна ученица уже пропала. Зачем мне возвращаться в племя? — повторил вопрос Ветер тоном, каким все наставники повторяют вопрос своим глупым ученикам, которые так и не захотели ничего запомнить.
Вспышка, секунду назад казавшаяся такой смелой, опустила глаза и словно бы стала меньше. Ветер сделал попытку выкинуть ее из своего сна — тщетно. Проснуться? Мешала Вспышка, из-за нее вокруг сна образовалась завеса, мешавшая Солнечному проснуться, выбраться из своего кошмара. «Получается, она уйдет, только если захочет...» — сокрушался Ветер. Вспышка мямлила что-то насчет своих родственников, чем умудрилась разозлить и без того нервного целителя. Он не выдержал и прикрикнул:
— Мышеголовая! За три месяца так ничего и не поняла, так ничего и не выучила! За всю свою жизнь ты даже не поняла, что ничего в марте, под толщей снега, не цветет, не запомнила запаха простейших растений! Что уж говорить о духах, если какие-то простые факты не укладываются в твоей голове!
Ветер редко ходил на поляну небожителей, чтобы посоветоваться, но Вспышка должна была впитать какие-то истины буквально с молоком матери. Ветер вздохнул и медленно выдохнул, после чего снова мог говорить достаточно спокойно:
— Тебя не могут видеть родственники. Ты дух. Они могут тебя только услышать, но очень и очень слабо, в редкие моменты. Это знает каждый целитель. И пока он соберет отряд, пока вы пойдете, я уже буду в другом месте, — добавил Ветер.