Юная кошка, хрупкая, как тающая сосулька, с величайшей осторожностью ступала по тонкому и хрусткому, как карамельный сахар, насту, стараясь не провалиться в глубокие сугробы, спавшие под его прозрачной шершавой корочкой. На белом и пышном, словно пена на вскипевшем молоке, снегу насыщенно-рыжая фигурка казалась игрушкой из стекла цвета спелых апельсинов.
Последние несколько дней, которые Морошка провела, лёжа под поваленной елью с корнями столь обширными, что под ними мог переночевать целый лагерь воителей,  над землями племён и близлежащими угодьями бушевал свирепейший буран, какого не помнили самые старшие и опытные воители, чей стаж бесконечных будней охоты и битв составлял порой больше пятидесяти лун, и лишь прошлой ночью утих, уступив место мягкому, словно бесчисленные белые кошачьи лапки, снегопаду. За эти ненастные дни нанесло столько снега, что, провались Морошка под наст, он укрыл бы её с головой, сомкнув над ней свод толщиной в три кошачьих роста. Так что нынешнее положение требовало от неё особенной осторожности и сосредоточенности.
В общем, немудрено, что одиночка забрела в самую глубь территории речных котов – в течение какого-то времени она забыла обо всём вокруг и видела только снег, снег, снег – бесконечные снежные дюны, покрытые дававшим ненадёжную опору настом, что грозил вот-вот треснуть под неосторожной лапой.
Даже сейчас Морошка толком не знала, где находится. Она мельком видела чёрно-белые тонкие стволы, тонкие ветви, склонившиеся к самой земле под тяжестью снежных подушек. Пару раз у неё появлялась мысль, что ещё чуть-чуть – и та или иная ветвь освободится от тяжкой ноши, скинув её на хрупкие плечи Морошки, - всякий раз кошка невольно содрогалась, представляя, как снег выбьет ей дыхание из лёгких, погребя её живьём в сверкающем белоснежном саркофаге.
«Нет, чего-чего, а такой смерти я бы не хотела. Да врядли я бы хотела вообще умирать… Но если умирать, то не от снега же, правда? А то получится глупо – найдут меня, а я лежу такая мороженая-мороженая, и рот у меня раскрыт… Ох… Да кто меня найдёт? Здесь же никого…»
Рыжая кошка не успела додумать свою мысль. Погрузившись в мысли, она потеряла необходимую бдительность, и вот, пожалуйста, плоды - её левая задняя лапа неожиданно с хрустом провалилась сквозь наст, – ледяные края больно оцарапали кожу, - а затем и вся Морошка до самых светлых полосок на шее провалилась в ледяные белые тиски, мокро и крепко сжавшиеся сразу же, как только в них попалась «дичь». Застонав, Морошка подняла глаза к небу, словно посылая в него безмолвный упрёк – и тут глаза её уловили нечто более опасное, чем сугробы кругом.
Прямо над ней, на высоте примерно четырёх хвостов, нависала берёзовая ветка плеть, и на «спине» этой ветки возлежал такой снежный массив, что он, пожалуй, сравнился бы с небольшой лавиной (по-крайней мере, так казалось перепуганной Мош). Кончики тонких отростков этой ветки свешивались до поверхности снега, и, как это часто бывает, были вмурованы в неё так, что малейшее колебание наста могло бы неизбежно спровоцировать обрушение той неподвижной «лавины», что находилась на ветке выше. Таким образом, Морошка оказалась в поистине безвыходном положении. Перед ней встал выбор – либо быть погребённой под неподъёмной массой снега без малейших шансов быть найденной до тех пор, пока снег не высосет из неё всё тепло вместе с жизнью, не говоря уж о воздухе, которого, надо думать, в снежных толщах не больше, чем под водой, - или лежать тихо, находясь почти в таком же, как и в первом случае, положении относительно возможности движения, зато хотя бы имея возможность дышать и с ужасом смотреть вверх, на сугроб, кажущийся ей разверстой пастью какого-то чудища, готового её поглотить, стоит ей пошевелиться.

К тому времени, как «подоспел» Арлекин, Морошка успела основательно закоченеть. Она лежала в снегу, не двигая ни когтем, и тот постепенно по капле вытягивал из неё тепло – причём сопровождалось это такой болью, словно снег действительно тянул из неё какую-то часть её существа. Однако, по-прежнему глядя вверх, на грозящую опасность, бедная кошка осмеливалась лишь тихонько стонать от холода, сковывавшего лапы и вкрадчиво пробиравшегося под живот.
В какой-то миг ею овладела какая-то ледяная холодная злость, словно бы по её носу ползла муха, а она не могла спугнуть её. В горле и в груди нарастала какая-то отчаянная боль, на миг оживившая даже превратившиеся в ледышки лапы и пронзившая её всю, от носа до кончика хвоста. Оскалившись, Морошка пыталась сдержаться, чтобы не рвануться и не разрушить хрупкое равновесие, в котором пребывала огромная масса снега над её головой, - в таком состоянии она пребывала несколько мучительных секунд, прежде чем злоба и боль отступили, и стало легче дышать. Впрочем, едва ли дышать было легко – холод сковывал грудь, а снег сжимал её, не давая как следует вздохнуть. От холода и боли мысли путались, а перед глазами летели и летели чёрные мелкие точки, размывая внешний мир, словно вода - небрежную чёрно-белую акварель.
Поэтому не стоит удивляться, что появление высокого бурого кота среди белой пустоты вызвало у Морошки  такое огромное облегчение и радость, словно она увидела всех самых своих близких котов сразу. Бездумно приняв протянутую «лапу помощи» и оказавшись в безопасности, кошка, как ни старалась, не смогла устоять на окоченевших лапах и с размаху плюхнулась на снег, – к счастью, они стояли на плотно улёгшемся пласте, где снега было меньше, а наст – толще. К этому моменту она уже успела немного прийти в себя, и, сгорая от стыда и прижав уши, торопливо поднялась, кое-как уперевшись в снег лапами.
«Боже мой, упасть с лап, как малый котёнок… Да ещё перед незнакомым котом… - думала Морошка, не поднимая глаз, - Ну и позор».
Тем временем кот всё стоял рядом и молчал, и Мош так или иначе приходилось что-то предпринимать. Первым делом она несмело подняла глаза, ещё прижимая уши к голове и чувствуя себя совершенно по-дурацки.
Перед ней стоял стройный высокий кот, даже в неподвижной позе которого читалась некая властность. Морошка подняла глаза выше и невольно встретилась с взглядом ярко-голубых глаз , особенно выделявшихся на своеобразной «маске», занимающей всю морду от уха до уха. Кошка невольно вздрогнула, передёрнув рыжей шкурой, всей в налипших комках снега.
«Надо же, - подумала Мош мимоходом, - Прямо… Арлекин».
Тянулось молчание. Лапы, вконец замороженные в сугробе, начинали постепенно болеть всё сильнее, но Морошка с содроганием понимала, что эта боль по сравнению с той, которой сопроводится окончательное «оттаивание» - ничто. Но даже от этой мысли её отвлекало огромное смущение и стыд – хотя стыдиться то, вроде бы, особенно нечего. И всё же стоять вот так для Морошки было адской мукой, несравнимой даже с пребыванием в «снежной тюрьме». Она бы много дала, лишь бы сейчас исчезнуть, провалиться сквозь землю (или снег), да и вообще никогда не приходить сюда и не видеть этого кота.
«А он ведь, по-сути, спас мне жизнь, - мелькнуло в голове у кошки. От этой мысли её всю прямо затрясло мелкой дрожью. – Н-немыслимо… Ужасно…»
Чего такого ужасного в том, что её спасли, находила Морошка – непонятно, но для неё это действительно было «ужасно». Отчаянно пытаясь не кинуться прочь от незнакомца – хоть бы и в те самые сугробы, - рыжая кошка решилась, наконец, заговорить.
- Я-а… - заикнувшись, протянула Мош. – Я…
И умолкла, не отрывая выпученных, как две янтарно-золотистые луны, глаз от холодно-голубых глаз кота.

офф: ничего) нормальный пост)

- Что Вас привело на территорию Речного племени?
Морошка вздрогнула и моргнула, попытавшись оторвать глаза от красноватой «маски» и голубых глаз, но то ли волнение окончательно выбило её из колеи, то ли улыбка и ласковый голос кота вконец лишили способности соображать, но кошка так и замерла, уставившись в лицо незнакомцу. Она была до того взволнована, что в первые секунды не поняла смысла фразы, обращённой к ней, и лишь через какое-то время испуганно проговорила:
- Речного?..
Кот, продолжая улыбаться, сел рядом с Мош, и она вздрогнула ещё раз, чуть снова не бухнувшись на снег.
«Однако, так же нельзя себя вести…»
Кошка старательно пригладила шёрстку, чувствуя языком гладкое прикосновение шерсти и приятную серебристую прохладу снежных комков, - за последние секунды она успела уже невидимо раскраснеться под рыжим мехом, так что вся её мордочка сейчас попросту горела, несмотря на недавнее пребывание в сугробе. Мерные вылизывающие движения немного успокоили кошку, и она, глубоко вздохнув и оторвавшись от шерсти, снова повернулась к коту, стараясь смотреть ему в брови.
- Я просто… старалась не провалиться под снег. – Мош смущённо улыбнулась , опустив мордочку вниз и глядя на свои лапки и лапы кота, резко контрастирующие с плотным белоснежным ковром снега. Словно не веря, что ярко-рыжие принадлежат ей, Морошка поскребла когтями снежную поверхность, напоминающую нежную берёзовую бересту с тем лишь различием, что береста всегда имеет тёплый, мягкий розоватый оттенок, схожий с оттенком молока, и взгляд на неё дарит ощущение покоя и уюта, в отличие от холодной красоты снега.
Морошка задумалась, и потому вздрогнула, услышав тихое поскрипывание снега под крошечными лапками лесного зверька, копошившегося в мощных узловатых корнях старого дерева с развесистыми чёрными ветками, сейчас лишёнными листвы. Кошка резко подняла голову, кинув напряжённый взгляд в сторону мышки, поскрёбывавшей коготками корень дуба, и напряглась всем телом, инстинктивно готовясь совершить быстрый бросок и пригвоздить дичь лапой к земле, а вернее, к снегу. Но незнакомец оказался быстрее – ухмыльнувшись, то тнизко присел на лапах, и, взметнув вверх, словно тёмно-коричневый флаг, хвост, стал подкрадываться к мыши. Мош невольно залюбовалась его точеными медленными движениями, по своей ловкой привычности напоминавшими танец. Наконец, кот легко прыгнул на дичь и быстро прикончил её.
- Можно узнать Ваше имя? Меня зовут Арлекин.
Морошка на миг уловила какое-то исчезающее воспоминание на краю сознания, но, боясь потерять самообладание, найденное ещё до смерти несчастной мышки, отбросила все пространные и неясные размышления, благополучно забыв, с чем связывается у неё имя «Арлекин».
- Морошка... Просто Морошка. – она вновь скользяще и смущённо улыбнулась. – Очень приятно.
Почему-то сразу после этих слов запас спокойствия у Мош окончательно исчерпался, и её снова бросило в жар, словно она сказала что-то ужасно неприличное. Пульсирующая, до боли, горячая волна билась в черепную коробку изнутри, разбиваясь со звенящим звуком имени: «Арлекин». Слишком он был необыкновенный, этот кот – переливающийся, словно покрытый серебристой плёнкой из туманной кисеи, высокий, крепкий, со странной «маской» на ярко-голубых глазах… Уж лучше б он оказался тощим шипящим бродягой со злобой в щёлках глазах – ей, Морошке, не было бы так худо…
«Небо, зачем меня так мучать? Ой, ну почему я такая дура, почему я боюсь каждого встречного кота?!..» – в отчаянии подумала Мош, чувствуя, что глаза её снова тянуться, словно к мёртвому телу, к красновато-бурой полоске поперёк морды Арлекина.

Отредактировано Морошка (15 июля 19:06)